Освобождение Киева: сотни тысяч жизней – к празднику Октябрьской революции

Новобранцев вооружали половинками кирпичей и бросали на немцев... То был второй геноцид против украинцев... «На хрена обмундировывать и вооружать этих хохлов?» - сказал Жуков...

Новобранцев вооружали половинками кирпичей и бросали на немцев... Это был второй геноцид против украинцев... «На хрена обмундировывать и вооружать этих хохлов?» - сказал Жуков...

Праздник освобождения или День траура?

Долго думал, как назвать материал об освобождении Киева от немецких оккупантов в ноябре 1943 года и решил, что это заглавие будет самым точным. Писать очередные оды советской власти и «талантливым» командирам Красной армии, которые выиграли войну с Германией не намерен, – в последнее время желающих это делать хоть пруд пруди. Хотел бы в который раз напомнить сторонникам Коммунистической партии и ее лидерам, что войну выиграли не Сталин и Жуков, а простые люди, которые миллионами отдавали свою жизнь ради Победы, иногда из-за элементарных прихотей тогдашних руководителей.

Известно, что освобождение столицы Украины 1943 года было приурочено к 26-й годовщине Октябрьской революции. Чтобы исполнить желание Сталина, тогдашние военачальники сгубили сотни тысяч человеческих жизней, но приказ главнокомандующего выполнили. Недавно представители коммунистов зарегистрировали в Верховной Раде законопроект о праздновании Октябрьской революции на государственном уровне, а этот день в календаре сделать выходным и, как по мне, очень вероятно, что за абсурдный документ в конце концов проголосуют нардепы большинства, ведь они не знают истории или подыгрывают в понимании ее северным соседям. Коммунисты (верхушка которых находится на иждивении у олигархов) давно навязывают обществу лживую идею о том, что без Октябрьской революции не было бы современной Украины...

У меня при одной только мысли о том, что у нас будут праздновать день прихода к власти большевиков, которые за свыше семдесят лет своего господства уничтожили миллионы украинцев и никогда не признавали украинской государственности, мурашки бегут по телу.

Но вернемся к освобождению Киева.

Недавно на Крещатике стал невольным слушателем советских песен на военную тематику, которые гремели в динамики и, очевидно, по замыслу организаторов готовили киевлян к очередной годовщине освобождения города от нацистов. Согласен, такие даты в истории народа нужно вспоминать, даже на государственном уровне, вот только не понимаю эти радостно-праздничные формулировки: «Празднуем очередную годовщину освобождения Киева», «Столица отметила очередную годовщину освобождения от нацизма» и тому подобное. Мне выдается, что справедливо было бы во всех церквях и соборах города отправить литургию по невинно убиенных во время освобождения Киева и отказаться от этой коммунистической тарабарщины. Сообщения об этом дне должны были бы звучать так: «Киевляне в очередной раз отдали дань погибшим освободителям», «В столице прошел молебен по погибшим воинам в боях за Киев»...

На войне без потерь не бывает.

Но во время освобождения Киева полегли сотни тысяч человек, которым тогдашняя власть приказала форсировать Днепр без оружия, военного опыта и знаний. Именно поэтому речь дальше пойдет, о мобилизованных в Красную армию из освобожденных населенных пунктов, прозванных в народе «пиджачниками», «черносвитниками», «черной пехотой» из-за того, что нередко они шли в бой без военного обмундирования. Такие люди, которые по замыслу тогдашней власти должны были собственной кровью «смыть позор пребывания на оккупированной территории», были мобилизованы 300 тысяч – в битве за Днепр их погибло приблизительно 250 – 270 тысяч. Общие же потери в этой битве достигли 380 тыс.

Новобранцев вооружали половинками кирпичей и бросали на немцев

Мобилизацией таких людей занимались полевые военкоматы, состоявшие, как правило, из взвода солдат и нескольких офицеров. Забирали всех способных держать оружие, даже 16-17-летних ребят. Все проходило якобы на законных основаниях, ведь накануне Ставкой Верховного Главнокомандования, приказом от 9 февраля в 1942 г. №089, право призывать на военную службу было предоставлено не только военным советам армии, но и командирам дивизий, частей в неограниченном количестве. Страшнее всего то, что большинство из мобилизованных совсем не имели военного опыта, не проходили никаких учений, и их без соответствующей подготовки сразу бросали в бой. Понятно, что большинство из них погибало в первой же битве.

Уже впоследствии после войны первыми попробовали привлечь внимание общества к этой проблеме тогдашние писатели. В ноябре 1943 года Юрий Яновский в статье «Путь войны» впервые употребил словосочетание «черная пехота». Через 23 года вышла в свет небольшая повесть Мищенко «Батальон необмундированных», в которой говорилось о мобилизованных мужчинах, которые погибли осенью 1943 года. В 1968 году Олесь Гончар коснулся этой темы в романе «Собор». Не обошли стороной в своих работах эту проблему Захарченко, Димаров, Дмитренко, Астафьев, Климов

Вот как описал этот процесс в своей автобиографичной «Песне победителя» Григорий Климов: «Когда Красная Армия начала выгонять немцев из Украины, то «домоседов» быстренько собирали, – этим занимались даже не военкоматы, а сами командиры передовых частей, – совали им снова винтовки в руки и, даже не переодев в шинели, в чем были – в первую линию боя! Их так и называли – «пиджачники». Берега Днепра, как весенними цветами, пестрели трупами в разноцветной гражданской одежде».

Больше всего только что призванных в ряды Красной армии погибло во время форсирования Днепра, когда людям, кроме немцев приходилось бороться с водной стихией. Главный удар по врагу в ставке было решено нанести силами 1-го Украинского фронта с Букринского плацдарма, где очень высокий и крутой правый берег Днепра, который к тому же был хорошо укреплен немецкими войсками. Именно этот неприступный плацдарм пришлось штурмовать необстрелянным и безоружным воинам.

Тогдашние мобилизации и штурмы довольно ярко изображает известный украинский писатель-фронтовик Анатолий Димаров: «Никаких медкомиссий не было. На фронт забирали калек и больных. Я уже в 20 лет был инвалидом, слепой и глухой от контузии, все равно взяли. И погнали нас на немецкие пулеметы знаете с чем? С половинками кирпичей! Так второй геноцид против украинцев был. Мы были не обмундированы, не вооружены. Нас гнали целый день по лютому морозу, и пригнали в местечко, разрушенное до основания. Выдали те половинки кирпичей, показали громадный водоем, скованный льдом, и сказали ждать сигнала – ракеты. А когда она взлетит, дружно высыпать на лед и бежать на врага, который засел на противоположной стороне за крепким ограждением, и... выбивать его оттуда полукирпичами. А он пусть думает, что это... гранаты. Назад повернуть никто не мог, потому что нам показали хорошо оборудованные окопы, в которых через каждые три шага сидели смершевцы с нацеленными нам в спину пулеметами. Меня спасло лишь то, что я уже порох нюхал и бежал не в первом ряду, а в пятом. Мы добежали метров за сто от того ограждения, немцы нас подпустили. Вы представляете, голый лед, негде спрятаться! И как ударили из пулеметов кинжальным огнем! Ребята передо мной падали, как подкошенные, я тоже упал и лежал, а солдат передо мной аж вертелся от пуль, которые в него попадали. Все время на меня наползал... Потом немцы начали стрелять из минометов, слышали о таких минах, которые называли «квакушки»? Падает, ударяется о лед, не взрывается, а подскакивает вверх метров на 4-5, тогда взрывается и осколки идут вниз. Как меня теми осколками не убило?.. А затем взрыв – и черная яма, в которую я провалился. Меня санитары так и подобрали: с намертво зажатым кирпичом в руках».

Еще более страшную картину описывает его коллега Виктор Астафьев – очевидец форсирования Днепра: «Самыми страшными оказались пулеметы. Легкие для перенесения скорострельные эмкашки с лентой на пятьсот патронов. Все они были предварительно пристреляны и теперь, каке бы из узких шеек брандспойтов, поливали берег, остров, реку, в которой кипело месиво из людей. Старые и молодые, сознательные и не сознательные, добровольцы и мобилизованные военкоматами, штрафники и гвардейцы, россияне и не россияне – все они кричали одни и те же слова: «Мама! Боженька! Боже!» и «Караул!», «Помогите!»... А пулеметы секли и секли, поливали разноцветными смертельными струйками. Хватаясь друг за друга раненые и те, кого еще не зацепили пули, вязанками шли под воду, река бурлила, вздрагивала от человеческих судорог, пенилась красными бурунами».

Количество погибших было таким, что не всех удавалось даже похоронить по-человечески: «Густо плавали в воде трупы с выклеваными глазами, начавшие раскисать, с лицами, которые пенились, как будто намыленные, были разбиты снарядами, минами, изрешечены пулями... Саперы, которых послали вытягивать трупы из воды и закапывать их, не справлялись с работой – слишком много было убито народу... А затем за рекой же продолжалось сгребание трупов, наполнялись человеческим месивом все новые и новые ямы, однако многих и многих павших на плацдарме так и не удалось отыскать по балкам, похоронить», – писал Астафьев.

«На хрена обмундировывать и вооружать этих хохлов?»

Такие огромные жертвы невооруженный людей были на совести советских военных командиров, которые пренебрежительно относились к мобилизованным солдатам, не считая их жизнь ценной. Показательным в этом плане является высказывание заместителя Верховного главнокомандующего Жукова на заседании перед началом форсирования Днепра, свидетелем которого был офицер по особенным поручениям командующего 1-м Украинским фронтом Ватутина – Юрий Коваленко. На вопрос командиров, во что одеть 300 тысяч мобилизованных, Жуков ответил: «Как во что? В чем пришли, в том воевать будут!» Когда же зашла речь о вооружении призывников, цинизм маршала перешел все границы: «Автоматическим оружием этих людей не вооружать! У них же за спиной заградотряды! Дай им 300 тысяч автоматов – и из заградотрядов ничего не останется. Они всех перекосят и чкурнут к немцам. Трехлинейку им образца 1891 года!» Но заместитель командующего 1-м Украинским фронтом по тылу генерал Кулешов доложил, что на складах есть только 100 тысяч трехлинеек. Тогда командующий белорусским фронтом генерал Константин Рокосовский предложил послать в Москву в Ставку курьера, который бы доложил обстоятельства и попросил помощи с вооружением и обмундированием. И здесь прозвучала коронная фраза Жукова: «Зачем мы, друзья, здесь головы морочим. Нахрена обмундировывать и вооружать этих хохлов? Все они – предатели! Чем больше в Днепре потопим, тем меньше придется в Сибирь после войны ссылать».

Для Жукова вообще жизнь солдата ничего не значила, главное достичь результата, какой ценой – это уже второстепенное. Свою позицию по этому поводу он четко выразил во время встречи с командующим войсками союзников Эйзенхауэром в 1945 году, поделившись со своим коллегой опытом разминирования полей: «Когда мы наталкивались на минное поле, то наша пехота атаковала его так же, если бы его там не было. Потери, которые мы несли от противопехотных мин, мы считаем равными только тем, которые бы понесли от пулеметного огня и артиллерии, если бы немцы вместо минных полей решили защищать этот участок сильным военным соединением. Однако атакующая пехота не взрывает мины противотанковые. И после того, как она проникает в глубь минного поля и создает плацдарм, подходят саперы и делают проходы, через которые может пройти наша боевая техника». Эйзенхауер был шокирован таким методом, ведь он прекрасно понимал, что ожидало американского командира, прояви он такую изобретательность, – позор, осуждение и суд.

В 1990-х годах внимание на проблему «черной пехоты» обратили отечественные научные работники, одним из первых был доктор исторических наук Коваль, по его подсчетам, военные мобилизировали на территории Украины около четверти миллиона 16-17-летних ребят. В настоящее время над этой тематикой работают исследователи Король, Гриневич, Рыбченко.

...Хотел бы завершить словами из дневника Александра Довженко: «Я был вчера на параде Победы. Перед Мавзолеем стояло войско и народ. Маршал Жуков прочитал торжественную и грозную речь Победы. Когда вспомнил он о тех, которые упали в боях в огромных неизвестных в истории количествах, я снял сголовы убор. Оглянувшись, я заметил, шапки больше никто не снял. Тридцать, если не сорок, миллионов жертв и героев будто провалились в землю, или и совсем не жили, о них вспомнили, как о понятии. Перед величием их памяти, перед кровью и муками не стала площадь на колени, не задумалась, не вздохнула, не сняла шапки. По-видимому, так и нужно. Или нет?»

Возможно, нам стоит задуматься над этой трагедией и не праздновать, а в трауре вспомнить всех, павших за столицу, поставить свечи в церквях и отправить молебны по убиенным ведь значительная их часть и до сих пор не похоронена по христианскому обычаю, а нашла вечный покой на холмах и в водах Днепра.

Владимир Гинда, историк

УНИАН в Google News